Кофе.

Эта пара производит неизгладимое впечатление с  первого знакомства.

Им обоим уже перевалил  7й десяток  лет. Оба не в первом  браке. У  обоих схожие и,  в  тоже  время,  разные судьбы. Информацию,  которую я  получила  о них  до  нашего знакомства  была телетайпной и не особо  запоминающейся.
Встретившись с  ними  впервые в  их квартире  на  Юго-Западе  столицы, я испытывала странное чувство чего-то  давно  забытого, но такого, мечтаемого  увидеть снова.
Инна  Николаевна была  худощава, седые волосы прятала  в  русый  цвет и брови подводила непременно коричневым  карандашом. Она  вела себя слегка  капризно, но в  тоже  время четко  давая  понять чья  тут  территория. У нее никогда не  было своих  детей, поэтому, все  дети  для  нее  были  чужими. А чужие  дети  всегда  "не  такие, как  должны  быть". Ее познания  о воспитании, по-видимому, ограничивались Педагогической поэмой, да  и то, благодаря названию.
Она  не  старалась  быть хозяйкой,а потому  на кухне  выполняла свой  супружеский  долг. Не  больше, но и не  меньше.

Виктор Митрофанович был сух, высок и поджар, словно  старое дерево. Он  был  потрясающе  болтлив и не особо  озабочен тем, в  какое положение ставят собеседника  его вопросы. В его прошлой  жизни  остались двое  взрослых и неудачливых в семейной  жизни детей, жена, ранившая  его навсегда своей  изменой и череда чисто мужских подвигов, которыми  он нескрываемо  гордился, выдавая  их за "стыд холостяцкой жизни", впрочем,  заведомо  прощая себе  все.

Их трехкомнатная  квартира, казалось,  застыла  лет 20 назад, в своем состоянии, и  только  отсутствие  пыли  указывало  на  то,что в  ней  еще  обитают  живые  люди.
На кухне, в навесных  шкафчиках, стояли  заботливо собранные  баночки из-под кофе, импортного мармелада и жестянки красного цвета,которые имелись в  каждой  советской  квартире  с  надписями содержимого, зачастую не соответствовавшими самому  содержимому,

Стулья на кухне  все  были  разными и не повторяли  друг  друга ни в  стиле, ни в цвете.

В  гостиной, согласно  законам  жизни некогда  миловидной  дамы, на стене висели старые, черно-белые  фотографии  хозяйки квартиры, пришедшие  из  той, счастливой  жизни, где  улыбка светится  настоящими  зубами, лоб не  пересекают  морщины, а  талия  видна без намеков. Они  висели  тут  всегда,  давая  понять  всем, смотревшим  на них, что и  ей знакомо чувство властительницы  мужских дум и сердец. Поэтому, не вздумайте тут про свою молодость...Рядом с фотографиями висела  коряга  старого  дерева, а на полках "стенки"  стояли сувениры,  когда-то, давно, бывшими  предметами  гордости и  напоминанием  о деятельности  разведчика , служившего на  благо страны и своего собственного.

Тюль в  гостиной была  до  боли  знакома по воспоминаниям  детства,  такая  же  жесткая, с  непонятным  рисунком простых нитей, серая  от времени и нескончаемых стирок  порошком  "Лотос".

Коридор  был уставлен  книжными полками, где вперемешку стояли беллетристика  на  русском  и  английском  языках, а  над зеркалом  висели  маракасы и маска из какой-то африканской страны,  историю  которых, спроси я их, мне  бы  рассказали так  же  буднично как  случай, произошедший вчера  у  лифта с собачкой из квартиры  напротив.

Конфузом  моего появления в  их квартире  был  тот факт, что я  на  тот момент  являлась  очередной подружкой  неблагополучного сына  Виктора  Митрофановича. Для  них я  была - очередной таней, катей,светой. Я очень  хорошо  это осознавала и  не  особо пыталась  перекроить ситуацию.  Отчасти  от  того,что и  герой  моего  романа  был не последним в списке претендентов  на  мою  жизнь,  отчасти  от  того, что  мое положение  устраивало меня  максимально и  от  того  не приносило мне  ни стыда, ни сожаления. В общем, я  к  тому моменту уже  была  личностью  самодостаточной и  доказывать что-либо, кому-либо у  меня  не  было  никакой  необходимости. 

Шуршать по ночам в  их  гостиной  мне не приходилось, все  же я  осознавала свою  роль  гостьи, а потому утром я  смело вступила  в проем  кухонной  двери, где  Инна  Николаевна неспешными  мыслями и  движениями  пыталась  соорудить  нехитрый  завтрак.

-Разрешите, я  Вам  помогу?, - спросила я  ее после уместного "доброго утра".

-Спасибо....,- чуть  задержавшись  где-то внутри себя,  ответила  она мне, после традиционного "как спалось". 

Затем  она  несколько  раз повернулась  от плиты к  холодильнику, открыла его, закрыла, снова повернулась, открыла и  достав небольшой брусочек  сыра - примета двух  одиноких  людей- поставила  его на  обеденный  стол. 

- Нарежь слайсами...- сказала  она мне, неспешно поворачиваясь к  плите, на которой  ничего не  готовилось.

Я глазами  нашла  разделочную  доску и  направившись к  ней, попросила  нож.

Примостившись на  табуретке, я что-то  дежурное спрашивала, она  отвечала...Мое местоположение немного мешало ей передвигаться  и я  пересела  на стул со пинкой, сиденье которого  было устлано  каким-то смягчающим сиденьем.

Разговор  был слегка  натянутым  с  ее стороны, с  моей  же - беззаботным и простым, ибо я  знала,что  завтра я  уже покину  эту  квартиру, возможно, навсегда. Мне  не  хотелось производить  впечатление. А  это - верный  путь показать себя  настоящей.

Нарезав сыр и  разложив его веером  на  тарелочке, я отложила  нож и  доску. Мы болтали  о том, о сем. Она  спрашивала  обо мне,что  было в рамках приличия, что бы  не  обидеть  гостью  равнодушием к  моей  персоне. Я вела  разговор по ситуации. Самый  лучший  способ поддерживать  интерес в  беседе - возвращать  вопрос  своему визави. Вот  так, слово  за словом, я  узнавала  о ней, о ее  предыдущем  муже, подарившем ей кухонную  плиту с гравировкой, которая  до сих пор стоит  на кухне и  варит обеды ее новому спутнику. О ее работе  секретарем в представительстве  ООН в  Вене, о ее увлечениях и не  только  спортивных. 

За  разговором время  летело быстро, и на пороге  появился  жмурящийся  от сна Виктор Митрофанович.  Ласково  потрепав  меня по волосам, он справился  о моем самочувствии, о сне, и зевнув, попросил сварить  ему кофе. 

-Instant ?, - тут  же  откликнулась  Инна  Николаевна.  

Мне  это показалось  какой-то бравадой, нелепостью после  наших  разговоров  "о земном и насущном". 

За  закрывающейся  дверью в  ванную комнату послышалось негромкое "нет".

Движения И.Н. оставались  такими  же  замедленными, но  уже  более осознанными. Дотянувшись  до  видавшей  виды  кофемолки, она поставила ее  рядом со мной и  потянулась  за  банкой кофе, которая хрустким  звуком  оповестила нас о том, что содержится  внутри ее недр. 

-Давайте, я...?, - предложила я  свою помощь.

-Нет, нет....Что ты! я сама. Нужно молоть ровно  45 секунд, иначе  кофе будет  горчить....,- быстро  ответила  Инна  Николаевна и  отмерила точное количество  ложек кофейных зерен, засыпая каждую в  кофемолку, как драгоценные  бриллианты. 

Она  нажала  на кнопку "пуск" и не  отрывая  глаз  от циферблата  часов, считала,  едва  шевеля  губами. 

Я почтительно сидела и молчала. Про себя  я фыркнула "Хм... надо же,какие понты! 47 секунд ... две будут  лишними..."

Отпустив кнопку,  Инна  Николаевна  пересыпала  содержимое в большую  синюю чашку и  залила кипятком. Накрыв чашку  блюдцем, поставила ее  на  "хозяйское" место.

Я поспешила  сесть  на другой стул, уловив  каким-то  шестым чувством,что  это  будет  правильно. Затем  был скромный,  московский  завтрак с  неспешной беседой и такой  же неспешной  уборкой  посуды со стола. 

Этот  эпизод, возможно, стерся  бы  из моей памяти, если  бы  мне не  довелось еще  несколько  раз побывать в  их  доме, уже на правах их знакомой. 

 В гостиной по-прежнему  висели  фотографии и коряга на стене, на полках- сувениры из  разных стран, а на кухне-старая кофеварка и большая синяя чашка с 45секундным кофе.

В командировке,  гостиничному  номеру, я  предпочитала их старый промятый  диван, бывая проездом в столице, я  заезжала  проведать  этих очень  необычных  обыкновенных  людей. В праздники я поздравляла их по  телефону и  каждый  раз мечтала посидеть  на  этой  простой  кухне с  разными стульями и  поболтать о  том, что  так уютно  ложится в  душу,  сначала показавшись  понтами московской  барышни  преклонных  лет. 

Их жизни были интересными, а рассказы о ней изысканными. Наблюдать  за их манерами было  наслаждением, а пользоваться их  благосклонностью - наградой. 

И кто  бы  знал, что  даже  неудачный  роман со случайным попутчиком  жизни, может  подарить  такой чудесный сюжет, который научил меня  варить  кофе  для мужа "как  он  любит" и не садить гостей  на стул, который когда-то  занял  мой супруг.